Костя понимал – нужно справиться со своим страхом, взять себя в руки. Он ведь не кто-нибудь – Помощник на Группе, значит, никто не должен видеть его растерянность. Что бы ни случилось – Помощник обязан быть бодрым и спокойным. Иначе он выдаст себя. Кому? В чём? Такие вопросы не приходили ему в голову. Он просто всеми нервами, всей кожей чуял опасность. Тёмные, свинцовые волны тревоги захлёстывали сознание. Тогда, пытаясь сбросить тяжесть, он стал глядеть по сторонам.

Ребята все проснулись. Один за другим они вылезали из-под одеял, недоумённо вертели головами, встрёпанные, сонные, дико озирались, не понимая, что происходит.

Но всё это длилось очень недолго – не больше нескольких секунд, как показалось Косте. А потом мужчина в белом халате сделал шаг вперёд и заговорил:

– Всем немедленно встать и построиться в одну шеренгу!

Голос у него оказался под стать взгляду, резкий и тяжёлый.

Когда приказ отдаётся таким тоном – ему просто невозможно не подчиниться. Ребята, сообразив, что медлить опасно, тут же повыскакивали из кроватей, стряхивая остатки сна, выстроились по росту. Чёткость и быстрота радовали глаз – сказались Костины старания.

Сам Костя занял своё обычное место, в голове. Он заставлял себя держаться спокойно и уверенно, улыбался, но по коже бегали мурашки – не то от холода, не то от страха.

– Группа, равняйсь! Смир-р-на! – скомандовал меж тем человек в халате. – Равнение на середину! Слушать и запоминать!

Потом он выдержал мучительно долгую паузу и заговорил вновь:

– Внимание, Группа! Вчера произошло чрезвычайное происшествие! ЧП! Точнее сказать, преступление! – Он опять помедлил, обводя взглядом опущенные ребячьи головы. – Один из членов вашей Группы совершил тягчайшее нарушение законов Корпуса. Все вы знаете, что вам разрешено и что запрещено. Вы знаете, что курение запрещено категорически!

Костя вздрогнул. Ну всё, попался! До этого момента ещё можно было надеяться на чудо, на случайность. Но теперь надежда лопнула точно мыльный пузырь, и не осталось ничего кроме свинцового страха.

– Категорически запрещено! – повторил мужчина. – Вы также знаете, что категорически запрещено прикасаться к вещам любого сотрудника, будь то Воспитатель, Наблюдательница, Стажёр. Но ваш товарищ, зная обо всём этом, тем не менее нарушил запрет! Как стало нам известно, он украл сигареты у Стажёра. И курил! Но делал он это не в одиночку, нет. Замешаны и другие, много других. На ваше счастье, из прочих Групп.

Человек в белом халате замолчал, набирая воздух. Ребята удивлённо переглядывались. А Костю грызла хмурая, перемешанная с обидой тоска. Ну ладно, пускай он и в самом деле виноват – курил. Но сигареты ведь тырил Смирнов! Кто же на него наклепал? Какая сволочь подгадила? Неужели сам Лёха? Шкуру свою спасал? Но почему именно на него? Из вредности? За те слова? Что же теперь будет с ним? Со всеми ними?

– Тем самым нарушены наши основополагающие принципы. Но запомните раз и навсегда: нераскрытых преступлений не бывает! Тот, кто это совершил, обнаружен. И этот бывший ваш одногруппник будет строжайше наказан. – Взгляд его остановился на Косте. – Выйди из строя! – приказал он.

Костя сделал шаг вперёд. Сопротивляться железному голосу он был не в состоянии.

– Да, – усмехнулся человек, – это Помощник на Группе. Бывший Помощник, разумеется. Ныне же он будет наказан. Сейчас его отведут в специальный карцер. А завтра его ждёт публичная порка. Вы все будете смотреть на это. Потом мы решим его дальнейшую судьбу. Может быть, он будет отправлен в Дисциплинарную Группу. А может быть, и на Первый Этаж. Ведь преступление его не простое, оно отягощённое. Он был Помощником на Группе и удачно притворялся хорошим Помощником. Вашу Группу на совещаниях даже ставили в пример. Отдельные недальновидные работники даже предлагали перевести его из Временных в Постоянные. Ещё бы – вы занимали под его руководством места на соревнованиях. Но всего одним лишь поступком он зачеркнул своё прошлое. Он подорвал авторитет Помощника на Группе. Поэтому если он когда-нибудь и вернётся к вам – Помощником ему не быть. И Распределение его ждёт плачевное. Советую всем сделать для себя выводы. А сейчас – живо спать!

Он помолчал, пожевал губами, потом повернулся к Наблюдательницам:

– Можете выводить. – И кивнул на Костю.

В дверях палаты Костя обернулся. Последнее, что он увидел, – это как погас жуткий лиловый свет и всё затянуло ночной чернотой. Костя понимал, что больше сюда не вернётся.

Он шёл между обеими Наблюдательницами по тусклым, плохо освещённым коридорам. Шёл как автомат, как заводная игрушка, механически перебирая ногами. Мысли в голове сплелись так тесно, что ни одна из них не могла выбраться на поверхность – и Костя чувствовал, как сознание его затягивает серым туманом. Но почему-то он запоминал всё, происходящее вокруг. Слышал негромкое гудение ветра за окном, поёживаясь от холода, – одеться Наблюдательницы ему не разрешили, пришлось идти в чём был. Он видел, как наглые мухи, словно брызги чернил, ползают по окрашенным бледной салатовой краской стенам, как вздрагивает свет ламп над стендами про гигиену и дисциплину, чуял, как сонно дышат в палатах пацаны.

Но всё это было отделено от Кости слоем серого тумана. Так они и шли по длинным ночным коридорам – он и безмолвные Наблюдательницы по бокам. Спустя какое-то время сознание маленькими, осторожными шажками начало к нему возвращаться. Пелена тумана слегка рассеялась – и на Костю хлынул поток плотной, вязкой безнадёжности. Безнадёжность давила на грудь, сжимала горло холодными, липкими пальцами, вытягивала из глаз жгучие слёзы. Ему пришлось собрать всю оставшуюся волю, чтобы не дать этим слезам ходу. Шаг за шагом, уставившись в светло-зелёный линолеум пола, он чувствовал, как всё глубже погружается в трясину тоски.

Случайно подняв голову, он увидел, что идут они уже по каким-то чужим, незнакомым коридорам. В этой части Корпуса ему бывать никогда не приходилось. Тут не было стендов, не было дверей и окон – только узкие, кривые коридоры, точно кишки огромного спящего зверя. Лишь плафоны на потолке казались привычными – пыльные, желтовато-бурые, засиженные отъевшимися, раздобревшими мухами.

Сколько же ещё идти? Ему казалось, что шагают они уже несколько часов, петляют в одинаковых коридорах как будто наугад, однако Наблюдательницы двигались быстро и уверенно. Время от времени Косте приходила мысль, что путь их так никогда и не кончится. И это было бы хорошо.

– Всё, пришли! – нарушила молчание Елена Александровна.

Они остановились возле массивной, обитой стальными полосами двери. Елена Александровна вынула из кармана халата огромную связку ключей и принялась ими греметь, отыскивая нужный. Косте почему-то вдруг вспомнился недавно прочитанный роман Вальтера Скотта – нетёсаные глыбы замковых стен, долгий спуск по винтовой лестнице в подземелье, в темницу, лязганье цепей, шмыгающие с отвратительным писком крысы, тусклые чадящие факелы…

Наконец Елена Александровна отыскала нужный ключ и принялась ковыряться им в замке. Дверь не поддавалась – то ли у Наблюдательницы не хватало сил, то ли проржавел сам замок. Видно, его открывали нечасто.

В конце концов она справилась. Дверь протяжно вздохнула, всхлипнула и медленно отворилась. Пахнуло сыростью.

– Иди туда, – негромко велела Елена Александровна и, помолчав, добавила: – Здесь будешь сидеть до утра. Не вздумай делать глупости – за каждым твоим движением наблюдают.

Костя неуверенно шагнул вперёд – и тут же дверь за его спиной захлопнулась. Щёлкнул замок – словно лязгающие зубы хищника, послышались удаляющиеся шаги Наблюдательниц – и Костя оказался один, в полной тьме.

Вскоре он понял, что здесь мороз точно как на Северном полюсе. Холод лился отовсюду, со всех сторон – острый, пронизывающий, впивался в кожу тысячами ледяных иголок. Пошарив вокруг себя руками, Костя наткнулся на гладкую металлическую стенку. Вроде бы никаких щелей в ней не было, и воздух стоял тут тяжёлый, спёртый, но всё же холод откуда-то брался. И никуда от него не спрятаться.